Как корова спасла людей, а они ее?

Как-то в очередной мой приезд к матери посидели мы с ней вечерком, позагибали пальцы — сколько коров у нас на селе нынче держат. За все про всё получилось семь штук. И то — две из них у семьи, которая в 90-е перебралась к нам из Эстонии. А свои, коренные… Пальцев одной руки хватает, чтобы посчитать.

А ведь когда пацаном был, подпаском… Пастуха у нас в начале сезона «общество» нанимало. Платило ему какие-то деньги, сбрасываясь с каждого двора, в котором была корова, и по очереди кормили обедом, когда он пригонял коров на дневную дойку. А помимо этого, так же, по очереди, выделяли ему в помощь подпаска. Вот и я тем подпаском был. Раз, максимум два раза, за сезон. Получается, коров на всё село было семь-восемь десятков, не меньше.

Во времена моего лучезарного детства и безоблачной юности немыслима была жизнь на селе без коровы — основной поилицы и кормилицы всей семьи.

Да что там говорить, если в эвакуации бабулю и мать с её младшей сестренкой спасла корова, которую прадед с собою привел, когда уходил «от немцев» из родного села. Нет, так-то он уходил налегке. Только коровы ему не хватало на долгом пути до Икорца, где тогда жила и работала его младшая, моя будущая бабуля. От старшей дочери, что осталась в оккупированном немцами Курске, на тот момент не было ни слуху, ни духу.

В общем, шел дед по степи, шел и наткнулся на стадо. Видно, элитных коров гнали с Украины, чтобы они немцу не достались. Но то ли пастухи по пути разбежались, то ли, что вероятнее всего, их поубивали тогда, летом 1942 года, безраздельно господствовавшие в воздухе немцы. И коровы, предоставленные сами себе, разбрелись по степи.

Доить их, естественно, было некому. А молоко вымя распирает, им больно. Увидели человека, повернулись к нему, некоторые и подошли поближе. Смотрят на него, мычат жалобно.

Ну, прадед и подоил, сколько смог. И сам, конечно, напился, но больше так просто — на землю то молоко. Подоил, сколько смог, и пошел дальше. А одна корова за ним увязалась. Так он с ней и пришел к бабуле.

А потом немец подошел и к Икорцу. И бабушку с девчонками эвакуировали. А прадеда призвали в действующую армию.

Он умер уже в 44-м. Дома. Раненых было много, крови не хватало — и ему, имевшему 1-ю группу, влили 4-ю. После ранения прадеда комиссовали. Умер он от малокровия. Дом прабабушки был на бугре. Так мама вспоминает: чтобы подняться к хате, дед пару раз останавливался на этом пути посреди бугра и отдыхал…

Эвакуировали бабушку недалеко, за сотню километров от Икорца, на юго-запад Сталинградской области. Естественно, в эвакуацию много ли возьмешь, если разрешено было взять с собою двадцать килограммов? И не больше! Поэтому бабушка, как только чуть обустроились на новом месте, оставила мать и тетку на попечение подруги, переоделась мальчиком (ватник, под ним грудь туго перетянута платком, ватные штаны, шапка-ушанка) и пошла обратно, в Икорец, к которому немец подошел, но не взял, он остался в прифронтовой зоне.

Туда — как получится, в основном на попутных военных эшелонах. На какие её брали, на какие — не очень. Под Лисками она долго просилась у часового на открытой платформе: мол, я под брезентом, которым пушки накрыты, спрячусь, никто и не увидит. Но тот уперся — нет, не положено. «Стой, а то стрелять буду». Бабушка его ещё в сердцах обозвала: «Чертяка ты нерусский». Часовой то ли татарин был, то ли узбек — с узкими глазами, круглолицый, скуластый.

А когда на следующий состав бабушку всё-таки «подсадили», то на подъезде к Икорцу она увидела, что тот эшелон, на который её отказался взять «чертяка нерусский», разбомбили «вщент». Вот и получается, что нам всем того неизвестного татарина-узбека благодарить надо, он нашу бабулю, а значит, и дочерей её, спас.

В Икорце бабуля взяла корову и обратно, уже с ней, всю ту сотню километров прошла пешком.

Привела, а хозяйка-казачка (станица, в которую эвакуировали бабулю, стояла в верховьях Хопра), к которой её с девчонками подселили, отказалась ставить корову в свой хлев: у меня для твоей коровы места нет. Сейчас все расхваливают казаков. Мол, на них испокон веку держалась земля Русская. А бабуля с той военной поры казаков недолюбливала.

Ну, делать нечего. Поставила бабуля корову во дворе. В стене мазанки проковыряла дырочку и в неё просунула в хату веревку. Один её конец привязан к рогам коровы, другой к спинке кровати, на которой все втроем спали. Вот ночью проснется бабушка, дернет за веревку, если та в ответ потянула её руку к стене, значит, корова на месте, не увели её со двора.

Так и жили какое-то время, с коровой во дворе. Осень уже в самом разгаре, дожди. Корове холодно, особенно по ночам. Естественно, молока совсем немного. Хорошо, стакан за день. Но и это — большое подспорье! Когда кашу молочную из пшена (бабушке на паек просо в госпитале, в котором она работала санитаркой, выдавали), когда просто девчонки попьют.

А через неделю-две заваливают к ним в хату трое (две девчонки и пацан): мы, мол, комсомольцы — общественные дружинники (или что-то такое). Чья корова и почему во дворе? Ну, бабушка и объясняет: так, мол, и так. Спросила разрешения поставить в хлев, но хозяйка говорит, там места нет.

«А кто хозяйка? Ты? Пошли в хлев, посмотрим, есть там место, нет»… Пришли в хлев. «Что это у тебя?» «Кукуруза». «А что ей тут делать? Вон на потолке, где сено сложено. Часть-то корова уже съела. Освободившегося места для кукурузы должно хватить». И втроем, сами, перебросали эту кукурузу на потолок. А на высвободившееся место поставили бабулину корову. И предупредили хозяйку: «Корова здесь должна стоять. Увидим её во дворе, придем уже не одни».

Так корова перебралась под крышу.

Но кормить-то её чем-то надо? Хозяйка ни сена, ни кукурузы не дает: своей скотине, мол, мало. А у бабули ничего нет. Откуда?!

Но через станицу проходила железная дорога. И на станции постоянно стояли воинские эшелоны. Вот мама с теткой днем, пока бабуля в госпитале, и ходили с санками… Не такими, как сейчас — маленькими, узкими, алюминиевыми, а настоящими, деревенскими санками. Я ещё успел покататься с того бугра, на котором стояла хата прабабушки, на таких: тяжелых, с металлической основой, и широких. Вчетвером, впятером спокойно можно было с бугра скатываться. Зато и тащить их в гору… Чижало!

Вот с такими санками мама с тёткой и ходили на станцию. Где-то из вагона клок соломы, что подстилкой у солдат, вывалится, а где-то те же кавалеристы охапку-другую сена девчонкам дадут.

Станция была довольно крупная. Воинские эшелоны через неё шли постоянно. Естественно, немцы, несмотря на наше авиационное прикрытие, часто станцию бомбили. И как-то пришли девчонки за сеном-соломой для коровы, а тут как раз — налет немецкой авиации. А они-то — мелкие ещё, не понимают, что опасно. Наоборот, интересно им. Самолеты. Летают! Что-то стрекочет, как швейная машинка у мамы. Стали они, санки бросили, головы задрали вверх: смотрят на небо и на эти самолеты.

Бойцы из эшелона повыскакивали, как воздушную тревогу объявили, рассредоточились неподалеку от железнодорожной насыпи. Но всё одно то один, то другой голову поднимет и кричит девчонкам что-то. А что — они не поймут из-за шума. Ну, и стоят дальше, смотрят в небо, на эти самолеты. И тогда один из бойцов подхватился, подбежал к матери с теткой, повалил их на землю и прижал к ней. Одну — одной рукой, другую — другой.

Кто знает, может, этот человек спас не только тетку и мать, но и меня? Если бы не он, вполне могло и так статься, что через восемнадцать лет не пришел бы я в этот мир. И получается, что мне стоит быть благодарным человеку, которого я ни разу не видел, и даже имени, не то что фамилии, которого — не знаю.

Вот такая вот история из жизни…

• Блинные новости да масляно житьё! Блин и Колобок – родственники?
• Как диетологи погубили литературу?
• Прыжок из поднебесья (рассказ, получивший премию «Писатель года»)
• Memento mori, или Что делать с жизнью?
• Пять грамм ананаса. Как современные дети представляют себе жизнь в лихие 90-е?
• Могут ли мужчины быть заботливыми отцами?
• Чем опасны нечищенные зубы? Из жизни игуан
• Рубли или баксы - что более ценно нашему человеку?
• Истории моего рода. В сердце волчьем страха нет?
• Нужно ли считать овец?